В нашей стране исследованиям в области физики космических лучей сильно повезло. С самого начала во главе этого направления стояли выдающиеся люди - Дмитрий Владимирович Скобельцын, Сергей Николаевич Вернов и Александр Евгеньевич Чудаков.

С Сергеем Николаевичем Верновым и Александром Евгеньевичем Чудаковым мне посчастливилось сотрудничать. Впервые я узнал их более или менее близко на семинарах в НИИЯФ МГУ в 60-е годы. Руководителем этих семинаров был С.Н. Вернов, а Александр Евгеньевич был их активным участником. Отличительной чертой этих семинаров было критическое рассмотрение экспериментальных и теоретических работ, как наших, так и иностранных ученых. Сергей Николаевич и Александр Евгеньевич задавали тон на этих семинарах, где обстановка была рабочей и дружественной. Никогда та или иная точка зрения не навязывались аудитории «силовым методом». Благодаря своему критическому складу ума и огромной физической интуиции Александр Евгеньевич быстро находил неправильности и неточности в той или иной работе. Каждый выступавший считал для себя большим достижением, если ему удавалось на таком семинаре получить одобрение своего доклада. Во время обсуждения моей кандидатской диссертации на Ученом совете отдела космических лучей в ФИАН’е Александр Евгеньевич был одним из немногих членов Совета, которые поняли суть работы. Когда началось обсуждение и на меня посыпались критические замечания, Александр Евгеньевич выступил с разъяснением содержания работы и поддержал ее. Через несколько лет он поддержал и мою докторскую диссертацию, будучи членом ВАК’а и написав на нее положительный отзыв (через два месяца после защиты я встретил его в корридоре ФИАН’а и он сам мне об этом сказал).

Я очень хорошо помню обсуждение с Александром Евгеньевичем нашей статьи (статьи сотрудников Долгопрудненской научной станции ФИАН) о временных вариациях потока солнечных нейтрино. Это было в 1983 г., и наша статья была первой, которая устанавливала связь потока солнечных нейтрино, регистрируемых хлор-аргоновым методом, с солнечной активностью в период 1970 –1990 гг. Метод измерения потока солнечных нейтрино очень сложный и выявить все погрешности в данных – задача практически невозможная. Александр Евгеньевич сомневался в экспериментальном доказательстве такой связи. Я стал убеждать его, что пройдет, примерно, 10 лет и вопрос о временных изменениях потока солнечных нейтрино будет решен. Он ответил, что в ближайшие несколько десятилетий решить этот вопрос не удастся ни с помощью хлор-аргонового детектора солнечных нейтрино, ни с помощью других планируемых экспериментов. У него не было строгих доказательств этого утверждения, но было глубокое понимание проблемы и возможных методов ее решения. С тех пор прошло почти 30 лет. К великому сожалению, Александра Евгеньевича уже нет с нами, но он оказался прав - до настоящего времени вопрос о временных вариациях потока солнечных нейтрино остается открытым, несмотря на то, что число экспериментальных установок, регистрирующих солнечные нейтрино, увеличилось в несколько раз. Примерно через год я детально обсуждал с ним экспериментальные данные по регистрации потерь энергии нейтрино малыми порциями при прохождении этих частиц через вещество. Теория не закрывала такую возможность. Суть эксперимента состояла в том, что детектор – медный диск, охлажденный до температуры жидкого гелия, облучался мощным потоком антинейтрино от радиоактивного тритиевого источника мощностью около 20 килоКюри. Измерялась температура диска до и после облучения. Мы получили положительный эффект, правда с большими ошибками. Александр Евгеньевич детально вник в суть эксперимента и, хотя каких-либо ошибок найти не удалось, у него оставались сомнения в экспериментальных данных. В конце обсуждения он сказал, что наша неавтоматизированная система съема данных может привести к ошибке. Далее пояснил, что психология человека так устроена, что он может неосознанно подгонять результаты. В нашем эксперименте мы вручную подстраивали потенциометрический мост для измерения очень малого тока. Во время проведения эксперимента я понимал, что это наше слабое звено, и старался, чтобы мои коллеги – участники эксперимента – не знали, когда я ставлю тритиевый источник к криостату, и когда убираю его. И в этом случае Александр Евгеньевич оказался прав. Через короткое время подобный эксперимент был повторен в Дубне, в ОИЯИ на более совершенной установке с автоматической регистрацией данных. Нагревания медного диска не было обнаружено.

После смерти Сергея Николаевича Вернова (1986 г.) Александр Евгеньевич стал председателем Проблемного совета по космическим лучам. Одной из задач, которые решал совет, была организация научных конференций. Вместе с Александром Владимировичем Воеводским я был ученым секретарем оргкомитета 20-ой международной конференции по космическим лучам, которая проходила в Москве в 1987 г. Председателем оргкомитета был Александр Евгеньевич. Было вложено много труда в организацию этого мероприятия самим Александром Евгеньевичем и многочисленными его коллегами и помощниками. Подготовка конференции проходила в спокойной деловой обстановке, которую сумел создать Александр Евгеньевич. Он брал на себя наиболее трудные вопросы и успешно их решал. Со стороны казалось, что подготовка конференции идет как бы сама собой. По отзывам иностранных и российских участников конференция прошла блестяще и в этом прежде всего заслуга Александра Евгеньевича.

Другой отличительной чертой Александра Евгеньевича была верность своему слову. Если кто-либо договаривался ним по какому-то вопросу, то можно было быть уверенным в том, что Александр Евгеньевич сделает все от него зависящее, чтобы данный вопрос был решен в духе договоренности. Я не помню ни одного случая, чтобы принятое им решение (которому обычно предшествовали детальные обсуждения) менялось под воздействием других людей или начальства.

В 90-е годы в нашей стране начался развал экономики, в том числе и науки. Александр Евгеньевич чувствовал ответственность и очень переживал за судьбу лабораторий, занимающихся исследованиями в области физики космических лучей. Он всегда говорил, что необходимо приложить все усилия, чтобы сохранить работающие коллективы лабораторий. После кончины Георгия Борисовича Христиансена – руководителя нового крупного эксперимента по космическим лучам ШАЛ-1000, Александр Евгеньевич, много сделавший, чтобы этот проект был принят к финансированию, часто задавал вопрос, что делать с этим проектом? Этот вопрос беспокоил его до последних дней. В начале 90-х годов под угрозой закрытия оказалось целое направлений исследований в области физики космических лучей – непрерывный мониторинг космических лучей наземными и стратосферными методами. В то время можно было услышать слова – «ну и что, сейчас многие направления закрываются. Надо отбирать наиболее перспективные». Вообще, выбор перспективных направлений – вещь субъективная. Часто наиболее перспективными оказываются те направления, во главе которых стоит ученый, занимающий высокий административный пост или являющийся членом Академии наук. Александр Евгеньевич не работал в области мониторинга космических лучей, но благодаря широте своих научных интересов и глубокого понимания физики, он считал, что эти исследования важны, и их нужно обязательно продолжать. Поэтому в начале 90-х годов в течение нескольких лет он неизменно обращался к президенту Академии с письмами о финансовой поддержке этих работ и всегда получал эту поддержку. Можно сказать, что в нашей стране направление исследований временных и пространственных вариаций космических лучей (мониторинга космических лучей наземными и стратосферными методами) до сих пор существует благодаря усилиям Александра Евгеньевича. И здесь глубокое понимание актуальных вопросов физики, в данном случае физики космических лучей, позволило ему сделать правильный выбор – поддержать направление, которое в последние годы успешно развивается во всем мире.

Одним из крупнейших научных достижений Александра Евгеньевича было открытие радиационных поясов Земли вместе с Сергеем Николаевичем Верновым и их коллегами в 1958 г. Это было сделано практически одновременно с американским ученым Ван-Алленом. Только политическая ситуация (отношение к Советскому Союзу в то время) помешала им получить нобелевскую премию за это открытие.

Александр Евгеньевич никогда не стремился стать во главе или войти в тот или иной эксперимент, если он сам, как ученый не принимал в нем активного участия. Это относится и к публикациям. Его фамилию не встретишь в многочисленных статьях с новыми (особенно международными) проектами. Он считал, что научный сотрудник может подготовить за год работы одну – две статьи, максимум (в случае большого авторского состава эта цифра может быть немного больше), и в этих работах должны быть представлены новые и, самое важное, достоверные результаты. Особое неприятие вызывало у него построение каких-либо физических объяснений или моделей на основе предварительных, неподтвержденных экспериментальных данных.

Александр Евгеньевич Чудаков был выдающимся ученым. Он верой и правдой служил науке и не признавал в ней компромиссов.

Ю.И. Стожков

2 февраля 2002 г.