Сашу Чудакова я помню со времен войны, когда мы в эвакуации в Казани жили на территории университета в одном доме. Чудаковы занимали комнаты на втором этаже, а наша семья на первом этаже двухэтажного дома на углу улицы Ленина и Лобачевского. Саше было 20, а мне 13 лет и тогда эта разница в годах была очень заметна. Уже после войны на Николиной горе, где были дачи отца и Чудаковых, с Сашей началась дружба, которая прошла через всю нашу жизнь. Однако наша научная жизнь пошла по разным путям. После окончания физфака МГУ в 1948 году Саша целеустремленно работал в области физики высоких энергий и космических лучей сначала в знаменитом Физическом институте имени Лебедева, а затем в отпочковавшимся от ФИАН’а Институте ядерных исследований. Меня же, после окончания Авиационного института в 1949 году, судьба заставляла несколько раз менять место и направление работы. С другой стороны, в отличие от меня, Саша был трижды женат.

На Николиной горе нас сблизил теннис, особенно когда мы с Таней и семейством Дамир приобрели дачу недалеко от дачи Чудаковых. У нас был свой теннисный корт, ставший естественным центром притяжения для молодежи. Саша играл очень хорошо и вместе с нашими соседями Гуляевыми, Кармановым и Алешей Рудиком у нас образовалась хорошая теннисная компания. Затем пришли горные лыжи. В начале мы катались на местных склонах.

Именно там, на крутом склоне около дачи, на которой некогда жил Максим Горький, я впервые встретил Сашу с Мариной. Как-то сразу я понял, что теперь в жизни Саши наступила новая пора. “Свели нас с Сашей Чудаковым горные лыжи, мы встретились на горном склоне Каспрова Верха в Закопане в Польше в январе 1961 года. И жизнь распорядилась так, что я, уже не очень молоденькая, в возрасте 35 лет, с двумя детьми 9 и12 лет, вышла замуж за Александра Евгеньевича Чудакова и живу уже около 50 лет на Николиной Горе в этом благословенном месте”. Так Марина начинает свой очерк в сборнике “Наша Николина Гора”. Она совсем немногим не дожила до публикации этой замечательной книге, охватывающей целую эпоху в жизни удивительного сообщества ученых, деятелей культуры – замечательных представителей русской интеллигенции. К этому кругу в полной мере принадлежал Саша и его большая семья.

После описанных событий я много раз ездил заграницу вместе с Сашей и Мариной кататься на лыжах в Польшу, Чехословакию, Румынию. Саша с Мариной были удивительно красивой парой: хорошие спортсмены и ладные во всем своем облике, несмотря на то, что Александр Евгеньевич не всегда одевался в соответствии с требованиями дам. Вскоре Чудаковы переехали в дом Академии Наук по Ленинскому проспекту 13, в подъезд рядом с нашей с Таней квартирой. Так многие годы мы жили рядом, на дачах и в Москве, объединенными все больше с Сашей профессиональными интересами и дружбой наших жен.

Саша во всем старался быть первым и как-то он пришел к нам. В это время Таня, сидя на диване, решала кроссворд из “Огонька” и ей осталось разгадать с десяток самых трудных слов. Саша принял вызов и скоро угадал несколько слов, но наиболее сложные никак не поддавались. Я наблюдал за этой схваткой умов и решил присоединиться. Правда, я заметил, что на диване лежал следующий номер журнала с решением. К нему я и обратился, не выдавая источника информации и, вскоре на удивление всех, отгадал все слова: “Это же элементарно, Ватсон” заключил я. Саша с трудом скрывал свое разочарование, пока я не удержался и не открыл уловку: он не любил проигрывать, даже виртуально…

В 90’е годы, когда обрушилась вся поддержка фундаментальной науки в России, А.Е. старался всеми силами бороться за сохранения нашего научного потенциала. Однако обстоятельства были сильнее, и он глубоко это переживал. С трудом ему удалось сохранить Нейтринную лабораторию в Приэльбрусье и ее коллектив. Его сын Женя уехал работать в ЦЕРН, а потом в США. Туда же уехала и дочь Марины. В эти годы мы с Таней почти год провели в Кембридже, а я круто изменил направление своих исследований, когда, используя методы физики обратился к общим закономерностям развития человечества. Саша это с трудом это воспринимал и по существу не был готов меня поддержать, хотя позднее пришло признание значения этих работ.

В те годы мы много говорили о судьбе российской науки и в этих разговорах я видел, как глубоко он был озабочен положением дел. Он даже внешне изменился, подавленный крушением и расстройством всего уклада научной жизни. Трагедия распада, безвременная смерть Воеводского в сочетании с болезнью, несомненно, сократили его жизнь. Саши не стало в 2001 году. Я хорошо помню поминки в столовой ФИАН’а. Быть может, это был зримый момент минимума на кривой упадка науки, когда в бедной обстановке рабочей столовой мы прощались с одним из наиболее результативных, оригинальных и преданных науке русских ученых.

В баснях Эзопа есть притча о еже и лисе. Лиса подвижна, всех знает и думает, что все понимает. Еж целеустремлен и замкнут на том, что он один знает и глубоко понимает и чему предан до конца: таким мне представляется образ А.Е. Чудакова.

Сергей Капица