Впервые я увидел А.Е.Чудакова в старом ФИАНе на Миусской улице. Я был тогда студентом четвёртого курса Физического факультета МГУ и в ФИАН пришёл на преддипломную практику в лабораторию космических лучей. А.Е.Чудаков занимался тогда исследованием космических лучей с помощью ракетной техники. Эта работа была секретной, и видеть его я мог только в коридоре или в столовой. До сих пор помню небольшую группу молодых людей, среди которых выделялся высокий, красивый молодой человек. Потом я узнал, что это был А.Е.Чудаков, и что он - сын знаменитого академика. Второй эпизод - уже в новом ФИАНе. Я - аспирант С.Н.Вернова, но моим фактическим руководителем был Г.Т.Зацепин. В то время на территории ФИАН была построена установка для исследования широких атмосферных ливней (ШАЛ). В деревянном домике, площадью около 200 квадратных метров, который имел форму шестигранника, была размещена установка, состоявшая из большого числа коробок со счётчиками Гейгера-Мюллера. В этой установке впервые можно было изучать форму функции пространственного распределения заряженных частиц в ШАЛ. До этого времени она изучалась косвенным методом - так называемым методом кривой раздвижения. Эта установка явилась прототипом установки ШАЛ, построенной впоследствии в НИИЯФ МГУ, на которой в 1957 г. был обнаружен знаменитый излом в спектре всех частиц в области энергий >10**15эВ. Я много времени тратил на техническую работу и, по-видимому, Г.Т.Зацепина не устраивала моя научная квалификация и он приводил мне в пример А.Е.Чудакова. Он говорил, что вот Чудаков не только хорошо разбирается в экспериментальной технике, но является также очень квалифицированным физиком.

В то время рядом с шестигранником Чудаков построил огромный водный бак для наблюдения черенковского света от космических лучей. Мне не была известна цель этой работы и оттого деятельность Чудакова казалась мне загадочной.

Познакомился я с А.Е. Чудаковым в 1955 г. В том году после окончания аспирантуры я был распределён на работу в ФИАН в группу С.И.Никольского, которая занималась изучением пространственного распределения заряженных частиц в ШАЛ. Мне очень хотелось заняться изучением черенковского света от ШАЛ, и я перешёл в группу А.Е.Чудакова и уже осенью 1957 года принял участие в экспедиции на Памире, где эта группа построила установку для изучения пространственного распределения черенковского света от ШАЛ. В этих работах Чудаковым была впервые осуществлена идея калориметрического измерения энергии ШАЛ.

В 1958 г. я защитил кандидатскую диссертацию по материалам, полученным на установке «Шестигранник». Одним из оппонентов у меня был А.Е.Чудаков. Хотя я уже был знаком с А.Е.Чудаковым, но уже в то время он был для меня живой легендой и я побаивался, как бы его замечания не оказались убийственными.

В 1957 г. С.Н.Вернов включился в исследования ПКЛ на спутниках и привлёк к этой работе А.Е.Чудакова и он был плотно занят работой по созданию аппаратуры для спутников. Мне же он поручил развернуть памирскую черенковскую установку на уровне моря на территории, примыкающей к 20 корпусу НИИЯФ МГУ, где в это время уже работала созданная группой Г.Б.Христиансена комплексная установка для изучения пространственного распределения плотности заряженных частиц и распределения плотности потоков энергии в стволах ШАЛ. На черенковской установке весной 1959 г. была впервые измерена функция пространственного распределения черенковского света от ШАЛ на уровне моря. Вскоре, однако, эта работа была прекращена ввиду появления более интересной проблемы. В 1959 г. на международной конференции по космическим лучам в Москве Коккони опубликовал статью, в которой он оценил поток гамма-квантов высокой энергии(> 1 TeV) от Крабовидной туманности. Г.Т.Зацепин обратил внимание А.Е Чудакова на эту проблему. А.Е.Чудаков с энтузиазмом взялся за эту работу и привлёк к этой работе Н.М. Нестерову и меня, а также только что окончившего физический факультет МГУ и принятого на работу в ФИАН В.Л. Дадыкина. Работа началась в 1960 г. в Крыму и продолжалась до 1964 г. Разработанная Чудаковым методика эксперимента была основана на регистрации ШАЛ в небольшом телесном угле (порядка нескольких тысячных стерадиан) по создаваемому ими в атмосфере Земли черенковскому излучению и сравнению интенсивности частиц высокой энергии от различных точек небесной сферы. Для этой цели была разработана телескопическая аппаратура большой светосилы, способная регистрировать вспышки черенковского света от ливней относительно небольшой начальной энергии(2*10**12 эВ при наблюдении на уровне моря). Благодаря большой эффективной площади регистрации ливней таким методом темп счёта ливней (по направлениям, близким к вертикали) мог быть доведён до 200-250 в минуту и соответственно получена хорошая статистическая точность в сравнении интенсивностей от различных участков неба.

Окончательный результат всех наблюдений оказался отрицательным. Был получен верхний предел возможной интенсивности фотонов. Его интересы в физике космических лучей были очень широкими. Он находил в себе силы и желание переходить к новым проблемам, оставляя старые, если новые проблемы казались ему более интересными. Он был пионером в исследовании ШАЛ по производимому ими черенковскому свету. Он был пионером в исследовании точечных источников гамма- квантов высокой энергии по черенковскому излучению производимых ими ливней в атмосфере Земли. Оба эти направления успешно развиваются и в настоящее время. Особенно успешно продолжаются исследования точечных источников, которые привели к открытию стационарного излучения от Крабовидной туманности, а также нестационарного излучения от активных ядер галактик Mkn 421 и Mkn 501.

В 1964 г. он снова резко изменил область своих исследований и перешёл на нейтринную тематику.

Я не участвовал в этих работах и надеюсь, что другие его ученики расскажут об этом периоде его деятельности. Я же хочу рассказать здесь о нескольких эпизодах, которые, как я надеюсь, помогут лучше предстать А.Е.Чудакова как человека и учёного. Он был большим скептиком и суровым критиком. Помню, как сильно критиковал Чудаков идею Г.А.Аскарьяна о возможности регистрирации радиоизлучения от ШАЛ. Чудаков считал, что радиосигнал невозможно вытащить из шумов. Эта критика заставила Аскарьяна глубже вникнуть в проблему и он скоро понял, что излучение должно быть когерентным, что сразу резко увеличивало сигнал. Когда уже на следующем семинаре он рассказал об этом, то Чудаков с ним согласился. Если идея проходила через фильтр Чудакова, то почти с уверенностью можно было сказать, что идея заслуживает внимания. В дальнейшем это явление изучалось экспериментально и действительно было обнаружено.

Однако критическая планка Чудакова иногда бывала слишком высокой. Помню, как я сам попал в жернова Чудаковской критики. Это было на всесоюзной конференции по космическим лучам в Ереване в 1979г. В своём докладе я рассказал об исследованиях химического состава ПКЛ, которые мы проводили в НИИЯФ МГУ. Мы экспонировали в стратосфере эмульсионные камеры, состоящие из 10-ти слоев тонкослойных (50 мкм) ядерных эмульсий для измерения заряда первичной частицы и рентгеновских плёнок, переслоенных поглотителем для измерения энергии. А.Е.Чудаков резко критиковал эту затею, так как не верил, что в таком приборе можно однозначно найти первичную частицу, образовавшую ливень, и измерить её заряд. Однако два таких эксперимента были успешно выполнены: один - нами в НИИЯФ МГУ и другой - Японо-Американской группой JACEE, а также один Российско-Японский эксперимент RUNJOB ещё продолжается в настоящее время. Столь же высокую критическую планку он держал и для себя. Достаточно вспомнить анализ данных Баксанского телескопа, относящихся к периоду вспышки сверхновой 1987А, выполненный им и его группой. Мне кажется, что излишне высокие требования, предъявляемые им к своей научной работе, не позволили А.Е.Чудакову полностью реализовать себя в науке. Сам он рассказывал такую историю. На какой-то международной конференции по космическим лучам он высказал идею использовать регистрацию отраженного от снега черенковского света, образованного ШАЛ, но не собирался делать этот эксперимент сам. Он говорил, что ему было очень стыдно, когда на вопрос собирается ли он это делать, он вынужден был ответить нет. А между тем эта идея сейчас успешно реализуется в эксперименте, выполняемом в настоящее время в НИИЯФ МГУ группой Р. А. Антонова. У него было резко отрицательное отношение к расчётам или моделированию, не имеющему отношения к выполняемому эксперименту, а делаемому впрок в расчёте на то, что это кому-нибудь когда-нибудь потребуется. Он считал, что такую работу экспериментаторы должны делать сами для своего эксперимента. Помню, как в 1963 г. я захотел опубликовать расчёты углового распределения черенковского света от ШАЛ. Эти расчёты не требовались для работы по поиску точечных источников, которой мы тогда занимались. Помню, что он был недоволен и спросил меня, зачем это нужно.

А.Е.Чудаков был сложным и довольно закрытым человеком. Хотя мы были знакомы довольно долго, наше знакомство к моему великому сожалению не стало близким. Но, тем не менее, он был для меня всегда интересен. В моих глазах он занимал одно из самых высоких мест среди известных мне физиков. Замечательно было обсуждать с ним любую трудную экспериментальную проблему. Он был одним из самых ярких людей, которых я знал. Постоянное ощущение большого таланта всегда сковывало меня в отношениях с А.Е.Чудаковым, мешало обсуждать интересовавшие меня проблемы, так как мне казалось, что это незаслуженно отвлечёт его от его собственных проблем. Когда уходит человек, к которому тянулись люди, ища в нём объективную оценку, ощущается пустота.

От нас ушёл не только замечательный человек, от нас ушла целая эпоха в истории изучения космических лучей. Его смерть я ощущаю как большую личную потерю, потому что я любил его.

В. Зацепин

апрель 2001 г.