Вспоминая Александра Евгеньевича Чудакова

Мое первое непосредственное знакомство с Александром Евгеньевичем произошло в 1952 г после переезда ФИАН из старого здания на Миуссой площади в новое здание на Ленинском проспекте. Когда мы еще работали в старом здании, я начала изучать фотоумножители первых советских выпусков и возможности их применения к исследованию космических лучей (КЛ). Вскоре после переезда, в комнату, где я работала, вошел Александр Евгеньевич и стал подробно расспрашивать о результатах. Он сказал, что собирается заниматься экспериментами с применением фотоумножителей. Так я включилась в группу лаборатории космических лучей, которой руководил Александр Евгеньевич.

В 1953 г. журнале "Nature" появилась статья Гелбрайта и Джелли (W. Galbraith and J.V. Gelly) о возможности наблюдения коротких вспышек черенковского излучения из атмосферы, производимых в ночное время частицами широких атмосферных ливней (ШАЛ), генерируемых КЛ в воздухе, а в ЖЭТФе - первые конкретные расчеты этого процесса, проведенные сотрудниками ФИАН В.И. Гольданским и Г.Б. Ждановым.

Александр Евгеньевич сразу же предложил исследовать это явление на Памирской станции ФИАН, где работала установка, регистрирующая ШАЛ с помощью газоразрядных счетчиков.

Летом того же 1953 года мы с ним приехали на Памир и провели первые наблюдения черенковского излучения ШАЛ в атмосфере. Около одного из рабочих домиков, где помещались детекторы ШАЛ, был установлен детектор черенковского излучения - параболическое зеркало, в фокус которого был помещен фотоумножитель. В домике расположили аппаратуру для регистрации импульсов от черенковского излучения и их совпадений с ШАЛ.

После пуска установки, во время измерений в безоблачные ночи мы с Александром Евгеньевичем дежурили на этой установке по очереди, через сутки. В ожидании безоблачной погоды, если появлялась возможность, спали в не отапливаемом домике, расстелив на бетонном полу спальный мешок и положив под голову анодную батарею. Электрической энергии от сети тогда на станции еще не было.

Наблюдения 1953 года подтвердили возможность регистрации черенковского излучения из атмосферы от ШАЛ в безоблачные и безлунные ночи. На фоне свечения ночного неба это на оказалось возможным несмотря на малую плотность воздуха, благодаря кратковременности вспышек, излучаемых одновременно колоссальным потоком частиц ШАЛ.

Следующие опыты по детальному изучению черенковского излучения от ШАЛ были проведены под руководством Александра Евгеньевича на Памире в 1955-57 гг. Установка состояла из 5-и групп разных детекторов черенковского излучения, как с широким, так и с узким углами наблюдения в каждой группе, а так же 9-и групп газоразрядных счетчиков, регистрирующих поток электронов ШАЛ на поверхности наблюдения. Детекторы располагались в центре и на расстояниях до 100 м от него.

Впервые были получены уникальные тогда результаты о черенковском излучении в ШАЛ от первичного космического излучения с энергией от 5*1013 до 3*1016 эВ.

В подготовке и проведении измерений участвовала вся группа: Вакулов П.В., Зацепин В.И., Коновалов Ю.Н., Марков В.Я. и я, а так же сотрудники других групп лаборатории космических лучей ФИАН: А.А.Поманскй, Г.В.Минаева и др. Измерениями ШАЛ с помощью системы газоразрядных счетчиков руководил Тукиш Е.И. Существенный вклад в технические работы, в эксплуатацию установки, а так же в обработку полученных данных и расчеты внесли многочисленные студенты.

Работали дружно и весело. Свободного времени было мало: днем занимались наладкой и контролем аппаратуры, ночью вели измерения. Работали без выходных. Иногда по вечерам собирались и пели песни (в те годы на Памире был "сухой" закон!). Именно тогда студентами, участвующими в измерениях, был сочинен памирский гимн " На Памире за хребтом Алайским...", один из куплетов которого начинался словами: " Нас сухим законом иссушали...".

Для получения данных о развитии черенковского излучения ШАЛ нами под руководством Александра Евгеньевича были проведены аналогичные измерения с той же аппаратурой в Москве, на территории Московского университета. Причем, для одновременной регистрации ШАЛ использовалась установка МГУ группы Г.Б. Христиансена. Большую роль в организации последнего эксперимента сыграл Виктор Иванович Зацепин. Таким образом, был осуществлен редкий эксперимент по исследованию черенковского излучения в ШАЛ на разных уровнях наблюдения с использованием одной и той же аппаратуры с одинаковой калибровкой. Кроме экспериментальных работ, Александром Евгеньевичем с сотрудниками были проведены детальные расчеты по черенковскому излучению ШАЛ.

Кроме работ на Памире, в середине 50-х годов Александр Евгеньевич с своей группой готовил аппаратуру для поисков антипротона - новой частицы, тогда еще не наблюденной экспериментально. Но когда мы уже выехали в Дубну для проведения эксперимента на ускорителе, пришло сообщение о том, что антипротон обнаружен в Беркли (США).

Надо отметить, что Александр Евгеньевич всегда сам очень тщательно до мельчайших деталей продумывал методы и постановку эксперимента. Кроме того, в первые годы он принимал непосредственное участие в наладке аппаратуры и приборов измерения. Так, он часами мог сидеть, наматывая провод на рамку измерительного прибора. Исполнение особо важных технических работ он доверял только Ю.Н.Коновалову, как высококвалифицированному в этом деле специалисту.

Александра Евгеньевича отличал неординарный подход к способам исследования. Приведу лишь несколько примеров.

Для проверки длительности импульсов от фотоэлектронных умножителей и сцинтилляционных детекторов он предложил использовать простейший генератор с длительностью вспышки порядка наносекунды. Самодельный генератор состоял из разрядника с регулируемой величиной зазора, стандартного высоковольтного источника питания, сопротивления и емкости. В дальнейшем такой разрядник был использован им для зондирования прозрачности ночного неба. Значительно позднее другими группами для этих целей был применен лазер.

При обработке результатов измерений для определения параметров ШАЛ он предложил заменить расчетный метод на аналоговый , где в качестве датчиков реальной плотности потока частиц ШАЛ в детекторах, и движущийся экран из рентгеновской пленки с переменной плотностью почернения, соответствующей изменению стандартной функции пространственного распределения частиц. Сейчас процедура обработки данных проводится с помощью ЭВМ, но тогда, на старых ЭВМ с низкой скоростью, она занимала слишком много времени: так на фиановской ЭВМ "Урал" на нахождение параметров ШАЛ в каждом событии уходило не менее часа.

После экспериментов на Памире, осенью 57 г., мы со студентами – дипломникам занимались обработкой и анализом результатов измерений, В.И.Зацепин - расчетами по черенковскому излучению, а Александр Евгеньевич перешел в основном на изучение с сотрудниками МГУ космических лучей за пределами атмосферы на спутниках, что привело к открытию внешних радиационных поясов Земли.

В 1958 г. Дж. Кокони была высказана идея о возможности поиска источников ПКИ путем регистрации черенковского излучения из атмосферы от высокоэнергичных фотонов, т.к. направление их прихода в противоположность заряженным частицам не искривлено межзвездными магнитным полями. Однако, проведенные им оценки интенсивности оказались завышенными, как это показали последующие расчеты Г.Т. Зацепина и А.Е.Чудакова.

Александр Евгеньевич решил проверить экспериментально возможность регистрации черенковского излучения от избытка ШАЛ, вызываемых гамма- квантами на фоне основного потока заряженных частиц. К лету 1960 г. для этой цели он впервые в мире организовал на базе Крымской станции ФИАН создание новой уникальной установки, состоящей из 12 параболических зеркал и фотоумножителей.

В 1960-1963 г.г. вместе с группой сотрудников ФИАН он провел наблюдения ряда космических объектов в созвездиях Лебедя, Тельца (Крабовидной туманности), Девы, Кассиопеи и др. Во всех случаях не было обнаружено роста интенсивности вблизи этихобъектов с точностью около 1%. Самый большой избыток ШАЛ наблюдался в направлении Лебедя X-3.

Был определен верхний предел для возможной интенсивности фотонов с энергией в несколько ТэВ.

После трудных климатических условий высокогорья, где сильно сказывался недостаток кислорода в воздухе, казалось, работать в близи моря будет значительно легче. В действительности это было не так, потому что дневная жара не давала заснуть после ночного дежурства. Особенно трудно было в первые дни после начала измерений, так как дежурили мы не по очереди, а все вместе с Александром Евгеньевичем, в надежде скорее узнать будет ли обнаружен эффект.

Сейчас подобные установки существуют во многих странах, но даже при лучшей точности углового разрешения, они пока в совокупности не дали убедительного ответа о существовании предполагаемых дискретных источников ПКИ (кроме Краба и переменной интенсивности от Лебедя X 3).

А.Е. было обычно характерно точное предвидение результата, хотя иногда и не без некоторой доли скептицизма по поводу возможного не учета всех обстоятельств. В Крыму был случай, когда с утра выключили электричество, и мы решили вскипятить воду к завтраку, установив чайник в фокусе зеркала, которое использовали по ночам для измерения ЧИ, направив его на Солнце. В.И. Зацепин решил сначала сосчитать сколько времени потребуется на это, мы же сразу пошли осуществлять намеченное. Александр Евгеньевич в то время еще спал. Когда чайник был почти готов, пришел Александр Евгеньевич и сразу сказал за сколько времени по его мнению должен вскипеть чайник. Эта оценка хорошо совпала с нашим экспериментом и расчетами Виктора Ивановича.

В отдельных случаях А.Е. перед измерениями сам проводил сложные расчеты на листке бумаги (ЭВМ тогда еще не пользовались). . Кроме того, что он тщательно продумывал постановку эксперимента, он всегда строго относился к полученному результату, особенно к новому эффекту, предлагая его перепроверить разными способами.

Позже, при участии Александра Евгеньевича была организована нейтринная лаборатория. В ее работе я не принимала участия. Я осталась в группе ШАЛ лаборатории космических лучей. При отсутствии достаточного терпения меня устрашала перспектива регистрации крайне редких нейтринных событий и возможность неопределенности при имитации их методическими эффектами, поэтому я не решились перейти в новую лабораторию.

Александр Евгеньевич, с которым я проработала первые десять лет, заложил в нас (и меня в той мере, в которой я смогла воспринять) свое отношение к эксперименту, к науке, которой он был всецело предан. Я ему благодарна за это.

Александр Евгеньевич не был "легким", сговорчивым человеком, часто многому возмущался тем, с чем не был согласен. Он предъявлял высокие требования к поведению людей вообще, особенно в научной работе; к получению достоверного результата. Не меньшие требования он относился к своим исследованиям. Но тем ценнее была его нечастая похвала. Помню, как он тепло отзывался об . Антонове - Романовском. Даже те люди, которых он мог обидеть, относились к нему с уважением. После резких высказываний по конкретному делу старался найти его положительные его стороны.

На многочисленных научных конференциях, в том числе и международных, где Александр Евгеньевич часто был руководителем делегации, он достойно представлял нашу науку и страну. Более того, он заботился так же о престиже делегации нашей страны: о качестве докладов участников, их умении владеть английским языком, вплотьдо скромности в поведении и одежде, не будучи формально за это ответственным.

И если мы в загранпоездках свободное время тратили на экскурсии и магазины, то Александр Евгеньевич А.Е. в основном на обсуждение научных вопросов. Он всегда был предан науке.

Н.М. Нестерова. 26.03.2010.